Том 3. Записки охотника - Страница 117

117

Впоследствии, в предисловии к переводу на русский язык романа Б. Ауэрбаха «Дача на Рейне» (1868), Тургенев указал на то, что «обращение литературы к народной жизни» замечалось в сороковых годах «во всех странах Европы». Тургенев имел здесь в виду прежде всего «Шварцвальдские деревенские рассказы» самого Б. Ауэрбаха, а также повести и романы из сельской жизни Жорж Санд — «Чёртово болото», «Маленькая Фадетта» и др. Творческий опыт этих писателей был хорошо известен автору «Записок охотника». Прекрасно знал Тургенев и русскую литературу о крестьянстве. Однако, как указывал Горький, сочинения Жорж Санд могли помочь «установить, организовать известное отношение к мужику, но интерес и внимание к нему вызвал он сам и вызвал грубейшим образом, именно путем бунтов и волнений». Обращение Тургенева к теме народа, крестьянства и возникновение на этой основе антикрепостнической книги писателя определялось сложившейся в России к середине сороковых годов XIX века общественно-политической ситуацией, превратившей крестьянский вопрос в грозный вопрос, от которого зависели судьбы страны.

«Записки охотника» возникли в русле того литературного направления — «натуральной школы», которое стремилось на основе реализма и демократизма к правдивому изображению жизни современного русского общества, в первую очередь его социальных низов. «Натуральная школа» начала свою деятельность с всестороннего изображения жизни большого города и особенно тех его углов, где ютилось городское мещанство — мелкие чиновники, ремесленники — люди, беспомощно бившиеся с нищетой. Однако к середине 40-х годов в тематике «натуральной школы», идейным вдохновителем и руководителем которой был Белинский, наметился явственный сдвиг. Не отказываясь от разработки тем города, городских углов, городского «дна», писатели «натуральной школы» всё с большей решительностью обращаются к изображению крепостного крестьянства, его материальной и духовной жизни. «Природа — вечный образец искусства, а величайший и благороднейший предмет в природе — человек. А разве мужик — не человек? — Но что может быть интересного в грубом, необразованном человеке? — Как что? — Его душа, ум, сердце, страсти, склонности, — словом, всё то же, что и в образованном человеке» (Белинский, т. 10, с. 300). Эти строки из статьи Белинского «Взгляд на русскую литературу 1847 года» имели программное значение. Белинский призывал писателей тех лет изображать «мужика», страдающего от «несчастных обстоятельств жизни», говорить о народе «с участием и любовью». И передовые русские писатели 40-х годов с величайшим творческим подъемом выполняли эту важнейшую задачу эпохи. О «несчастных обстоятельствах жизни» русских крестьян, о крепостном рабстве писали в ту пору и Герцен («Кто виноват?», «Сорока-воровка», «Доктор Крупов»), и Некрасов («Тройка», «В дороге», «Огородник», «Родина», «Псовая охота»), и Григорович («Деревня», «Антон Горемыка»), и Гончаров («Обыкновенная история»), и многие другие.

В это литературное движение включился и молодой Тургенев. Первые произведения цикла (особенно «Хорь и Калиныч», «Ермолай и мельничиха») примыкали к новому, только что сформировавшемуся жанру натуральной школы — физиологическому очерку. Однако Тургенев возвел жанр на новую ступень художественного развития. В отличие от физиологических очерков Гребенки, Григоровича, Даля, Кокорева, в которых, как правило, отсутствовал сюжет, а герой представлял собой обобщение «цеховых» признаков (извозчика, шарманщика, кухарки, дворника и т. п.), для очерка Тургенева характерна типизация героя, отбор обстоятельств, способствующих выявлению характера.

Внешним толчком для начала работы над «Записками охотника» была обращенная к Тургеневу летом или осенью 1846 г. просьба И. И. Панаева снабдить его материалом для отдела «Смесь» в первом номере обновленного «Современника», который, начиная с 1847 г., должен был выходить под редакцией Некрасова и самого Панаева, «…я, — писал впоследствии Тургенев в „Литературных и житейских воспоминаниях“, — оставил ему очерк, озаглавленный „Хорь и Калиныч“». Неожиданный успех у читателей этого небольшого очерка, написанного, по-видимому, до просьбы Панаева, имел для автора важные последствия. Тургенев вспоминал потом, что он до такой степени был не удовлетворен своей тогдашней писательской деятельностью,»что «возымел твердое намерение вовсе оставить литературу» (там же).

Появление в печати «Хоря и Калиныча» резко изменило такие настроения: «Успех этого очерка побудил меня написать другие, — вспоминал Тургенев, — и я возвратился к литературе» (там же). В письме к П. В. Анненкову от 22 ноября (4 декабря) 1880 г. Тургенев также утверждал: «В начале моей карьеры успех „Хоря и Калиныча“ породил „Записки охотника“».

Несмотря на отмеченную самим автором «Записок охотника» некоторую случайность публикации первого рассказа, возникновение этого цикла было явлением глубоко закономерным в идейном и творческом развитии Тургенева. О его глубоком внимании к народному быту и понимании экономической основы отношений между помещиками и крестьянами свидетельствует уже служебная записка 1842 г. — «Несколько замечаний о русском хозяйстве и о русском крестьянине». Вопрос о положении русского крепостного крестьянина Тургенев считает одним из самых важных и первостепенных, связанных с вопросом о будущности России вообще (наст. изд., Сочинения, т. 1, с. 419–420). В рецензии 1846 г. на сочинения В. И. Даля — «Повести, сказки и рассказы Казака Луганского» — Тургенев дает свое определение понятия народного писателя, необходимыми качествами которого он считает «сочувствие к народу, родственное к нему расположение»; в русском простом человеке Тургенев видит «зародыш будущих великих дел, великого народного развития…» (там же, с. 278, 279). В поэтическом творчестве Тургенева 1843–1846 годов наблюдается сильнейшее развитие в сторону реализма. Непосредственно в преддверии «Записок охотника» стоит «Помещик» (1845) — поэма, которую Белинский недаром назвал «физиологическим очерком помещичьего быта» (Белинский, т. 10, с. 345).

117