Если оценка художественной манеры «Записок охотника» менялась у Тургенева и требования к ним возрастали вместе с ростом творческой мысли и мастерства, то высокое общественное значение своего произведения он определил сразу и без ложной скромности. В письме к Анненкову от 14 (20) сентября 1852 г. Тургенев писал: «Я рад, что эта книга вышла; мне кажется, что она останется моей лептой, внесенной в сокровищницу русской литературы, говоря слогом школьных книг». Вот почему, несмотря на ту «жажду осуждения, критики своих произведений», которой, по словам Анненкова, «страдал» Тургенев (Анненков, с. 390), он все-таки не внес в последующие издания почти ни одного исправления, касающегося собственно идейной стороны произведения. В 1852 г. он высказывал сожаления Ив. Аксакову, что не снял из рассказа «Однодворец Овсяников» эпизода с Любозвоновым (см. примечания к этому рассказу), а через несколько лет, готовя второе издание «Записок», категорически заявил Некрасову: «…я не могу согласиться на какие-нибудь изменения или пропуски» (письмо от 18 (30) января 1858 г.).
Подводя итоги своему жизненному и писательскому пути в «Литературных и житейских воспоминаниях», Тургенев вновь поставил себе в заслугу создание «Записок охотника», которые позволили ему сильнее напасть на своего врага — крепостное право.
Традиции «Записок охотника» навсегда вошли в плоть и кровь тургеневского творчества — их легко обнаружить в рассказе «Муму», повестях «Постоялый двор» и «Степной король Лир», романе «Дворянское гнездо», в ряде миниатюр из цикла «Стихотворения в прозе». Несмотря на то, что после написания «Записок охотника» Тургенев настойчиво искал новых путей, произведение это органически питало собою всё его зрелое творчество. Тургенев любил эту свою книгу: до конца жизни он постоянно выступал с публичными чтениями отдельных рассказов из «Записок охотника» и очень заботился об их переиздании. Любопытно, что в проект договора с наследниками Ф. И. Салаева об издании своих сочинений, составленный в апреле 1879 г., Тургенев внес следующий особый пункт: «Тургенев выговаривает себе право отдельного дешевого издания „Записок охотника“, предназначенного училищам и школам».
Писатели советской эпохи высоко ценят «Записки охотника». А. А. Фадеев справедливо указывал на то, что рассказами «Касьян с Красивой Мечи» и «Живые мощи» Тургенев «предвосхитил всю народно-крестьянскую тему Л. Толстого», что его мысль в рассказе «Хорь и Калиныч» о свойствах русского человека «изумительна», что «природа у него русская до конца, она кротка и таинственна в своей поэтичности, она точна до осязаемости и лирически одухотворена». Для И. А. Новикова «Записки охотника» были «любимой книгой», которой писатель посвятил большую статью, изданную затем отдельно.
Более ста лет «Записки охотника» составляют гордость русской литературы. Книга обрела новую жизнь, издаваясь и переиздаваясь миллионными тиражами у нас и за границей.
Такова неуменьшающаяся сила ее идейного звучания, ее демократического призыва, эстетической ценности, эмоционального воздействия на читателя. Миллионы людей нашего времени продолжают обращаться к этому произведению Тургенева. «Записки охотника» остаются одной из наиболее читаемых, неумирающих книг русской и мировой литературы.
Настоящее издание «Записок охотника» подготовлено на основе изучения всех рукописных и печатных источников текста произведения, в том числе и черновых автографов.
Рукописи «Записок охотника» дошли до нас не все. В ГПБ (Ленинград) хранятся: черновые и беловые автографы рассказов «Певцы», «Свидание», «Чертопханов и Недопюскин», «Лес и степь», черновые автографы рассказов «Малиновая вода», «Уездный лекарь», «Бурмистр», «Контора», «Два помещика», «Смерть», «Гамлет Щигровского уезда» и беловой автограф «Бежина луга» — всего 16 автографов, поступивших сюда в 1885 г. в качестве дара П. М. Третьякова (см.: Отчет ИПБ за 1885 г. СПб., 1888, с. 70–71). Беловые автографы служили оригиналами для набора первопечатного журнального текста, о чем свидетельствуют сохранившиеся на них следы типографской краски, пометки редакции «Современника» и наборщиков. Научное описание хранящихся в ГПБ рукописей «Записок охотника» выполнено Р. Б. Заборовой (Орл сб, 1955, с. 387–405).
Неполный черновой автограф рассказа «Бежин луг» хранится в ЦГАЛИ. Другая часть этой рукописи, а также черновые автографы рассказов «Бирюк», «Лобедянь» и «Касьян с Красивой Мечи» в 80-х годах XIX века находились в Москве в собрании А. М. Подшивалова (ИВ, 1884, № 1, с. 97–99). Их нынешнее местонахождение неизвестно.
В отделе рукописных источников ГИМ хранится авторизованная копия рассказа «Певцы», а в рукописном отделении ИРЛИ — авторизованная копия рассказа «Живые мощи».
Часть рукописей осталась в парижском архиве Тургенева, которым владели наследники Виардо и доступ к которому исследователям в течение длительного времени был закрыт. Краткое описание находящихся в Париже рукописей «Записок охотника» — «Конец Чертопханова» (черновой и беловой автографы), «Живые мощи», «Стучит!» и «Реформатор и русский немец» дано в книге: Mazon, p. 80–81, 82, 85–86 и 54. Ныне эти рукописи хранятся во французской Национальной библиотеке.
«Записки охотника» были впервые напечатаны в журнале «Современник» за 1847–1851 гг. Из 25 рассказов, составивших впоследствии цикл «Записки охотника», в эти годы был опубликован 21 рассказ (см. выше, с. 405–406). Многочисленные опечатки первых журнальных публикаций вызывали недовольство автора (см. его письмо В. Г. Белинскому от 14 (26) ноября 1847 г.). Сличение журнальных публикаций с автографами обнаруживает в первопечатном тексте многочисленные цензурные искажения. Журнал «Современник» цензуровал тогда А. Л. Крылов, которого А. В. Никитенко, тоже служивший цензором, характеризовал как «самого трусливого, а следовательно и самого строгого из нашей братии» (Никитенко А. В. Дневник. М., 1955. T. I, с. 180). Особенно сильно пострадали рассказы «Гамлет Щигровского уезда», «Чертопханов и Недопюскин», «Певцы», «Лес и степь», «Свидание», публикация которых совпала с усилением цензурных преследований в связи с революционными событиями 1848 года во Франции.