Том 3. Записки охотника - Страница 142

142

Места, описанные в рассказе Тургенева, — реально существующие, а не вымышленные. Бежин луг расположен в 13 километрах от Спасского-Лутовинова, у р. Снежедь, в Чернском районе Тульской области. Там же существовали Парахинские кусты. Деревня Варнавицы находилась в полуверсте от Спасского, а село Шаламово — в трех верстах. Высохший и заросший пруд у прорванной варнавицкой плотины считался крестьянами «нечистым» местом, а об устроителе его — основателе спасской усадьбы, деспотичном и крутом И. И. Лутовинове (1753–1813), сохранилась и после смерти недобрая слава. Впечатления Тургенева от ходивших о нем легенд и преданий отразились в рассказе о «старом барине» «Иване Иваныче» (с. 97–98). Возможно, что с личностью И. И. Лутовинова был связан особый замысел Тургенева, зафиксированный в Программе V под заглавием «Иван Иванович» (см. Приложение II).

…из простой замашной рубахи… — См. примечание на с. 451.

…ступеньки под ним так даже и стонут… — Первоначальный вариант, печатавшийся в «Современнике»: «…так даже стонут ажно». В цензурной рукописи и в издании 1852 г. Тургенев изменил это место — возможно, имея в виду замечание Ап. Григорьева: «…Ажно и даже, как частицы равнозначительные, едва ли употребляются вместе в русской народной речи» (Москв, 1851, № 6, с. 281).

Касьян с красивой мечи

Впервые опубликовано: Совр, 1851, № 3, отд. I, с. 121–140 (ценз. разр. 28 февр.), под № XXI. Подпись: Ив. Тургенев.

Автографы неизвестны. Две рукописи рассказа — черновая и переписанная набело посторонней рукой, с поправками И. С. Тургенева, — хранившиеся после смерти автора в собрании московского коллекционера А. М. Подшивалова, до нас не дошли. Краткие сведения о них Подшивалов привел в «Историческом вестнике» (1884, № 1, с. 98). Судя по этим данным, первоначально Тургенев озаглавил рассказ: «Касьян Блоха», но потом это заглавие вычеркнул. Конец рассказа совпадал с текстом «Современника» и цензурной рукописи (см. раздел «Варианты» в изд.: Т, ПСС и П, Сочинения, т. IV, с. 413).

В настоящем издании в текст ЗО 1880 внесены следующие исправления:

, строки 6–7. Вместо «махнул рукой» — «нагнулся с облучка, посмотрел, махнул рукой» (по Совр и ценз. рукоп.).

, строки 13–14. Вместо «закричал озлобленным голосом» — «закричал на него озлобленным голосом» (по всем источникам до ЗО 1880).

, строка 26. Вместо «голодное мяуканье кошки» — «голодное мяуканье» (по всем источникам до ЗО 1874).

, строка 29. Вместо «далеко» — «далеко-далеко» (по всем источникам до ЗО 1874).

, строка 42. Вместо «название „юродивца“» — «название „юродивца“, данное ему Ерофеем» (по Совр и ценз. рукоп.).

, строка 1. Вместо «люди что» — «люди-то» (по Совр, ценз. рукоп., ЗО 1852, ЗО 1859).

, строки 32–33. Вместо «оглядывайся!..» — «оглядывайси!..» (по всем источникам до ЗО 1880).

Замысел рассказа относится, вероятно, к концу 1850 г. В Программе X «Касьян с Красивой Мечи» еще не значится, хотя оставленное незаполненным место под № 22 (после «Бежина луга») дает основания предполагать, что оно предназначалось для «Касьяна…».

В «Касьяне с Красивой Мечи» Тургенев поэтически воспроизвел некоторые черты народной крестьянской идеологии, прикрытой религиозной сектантской оболочкой. Через семью Аксаковых Тургенев был знаком с материалами судебного следствия по делу секты «бегунов», или «странников», в с. Сопелки Ярославской губ. (одним из участников этого следствия, производившегося в 1849–1851 гг., был И. С. Аксаков). Тургенев проявил большой интерес к этой секте, справедливо усматривая в ней своеобразную форму оппозиции тогдашним устоям общественной жизни со стороны крестьянских масс. 25 июля (6 августа) 1856 г., после беседы с Тургеневым и с его слов, Фарнгаген фон Энзе отметил «два основных вопроса» во внутреннем состоянии России: «рост сектантства и крепостное право» (Varnhagen von Ense K. A.Tagebücher. Hamburg, 1870. Bd. XIII, S. 111–112). На принадлежность Касьяна к религиозной секте указывал И. Делаво в примечаниях к выполненному им французскому переводу «Записок охотника» (см. выше, с. 425). В образе Касьяна, по свидетельству Делаво, «автор представил… сектанта, и если он не говорит этого, то это потому, что этому воспрепятствовала цензура» (с. 465 указ. книги). Уклончивый ответ Касьяна на вопрос автора о его родне Делаво комментировал следующим образом: «Сектанты не признают авторитета официальной церкви, и естественно, что браки, которые они заключают между собой, рассматриваются властью как незаконные. Поэтому они не любят говорить о своей семье посторонним; постоянные преследования, которым они подвергаются, сделали их очень подозрительными» (там же, с. 486). Эти примечания восходят, по-видимому, к самому Тургеневу, советами и указаниями которого Делаво пользовался, работая над французским переводом «Записок охотника».

В полном соответствии с учением «странничества», Касьян не видит в окружающей его социальной действительности «правды» и «справедливости». Он не участвует в обычных крестьянских занятиях, которые учители «странничества» называли «вражьей работой» на антихриста, отвергает собственность, деньги, живет в безбрачии. Тургенев наделяет своего героя пантеистической любовью ко всякой живущей на земле твари и социальной мечтой о сказочной стране, где «живет птица Гамаюн сладкогласная» и «всяк человек» живет «в довольстве и справедливости».

«Бегуны» отвергали официальную церковь, и, вероятно, поэтому (возможно, по указанию И. С. Аксакова) при подготовке отдельного издания 1852 г. Тургенев отбросил слова Касьяна: «Случается, так в церкви божией на крылос меня берут по праздникам. Я службу знаю и грамоте тоже разумею». Вместо этих слов, бывших в «Современнике», во всех последующих источниках: «Грамоте, однако, разумею» (117, 40–41).

142